1. Это явное столкновение левого и правого дискурсов. Однако, если не знать, кто стоит за высказываниями, то очень легко перепутать кто из собеседников кто. Ибо на языке социальной демагогии, обычно столь излюбленным левыми, на этот раз говорит именно что правый. Что в общем-то нетипично: обычно правые хотя бы стараются позиционировать себя реалистами. Собственно, Харрис сам угодил в эту ловушку, начавши разговор с примера, в котором оказался вынужден защищать власть от "нападок противных леваков", и тем самым ударившись в популизм. На каковом поле Хомский его и препарировал - без малейших признаков сострадания.
2. В результате чего случилась довольно редкая вещь - прямое, "вещное" столкновение двух этических систем, "этики намерения" и "этики результата" (в терминологии прежнего Астеррота). В реальной жизни настолько зримо они сталкиваются весьма не часто, и лишь изредка выходят в публичную сферу. Пейзане обычно страдают молча.
2.1. Напомню. Этика намерения - обывательская система ценностей: "свобода, ограниченная полями шляпы", "поступай так, как хочешь чтобы поступали с тобой", словом - "за всё хорошее". И в будничной сфере эта этика, выраженная в стратегии выстраивания горизонтальных отношений с окружающими, и правда оказывается верной ("люди потянутся"), а стратегия - выигрышной. Но - только в будничной. Для политики и власти в целом куда актуальнее этика результата: "цель оправдывает средства", "используй, или используют", словом - "по трупам". Во власти иная этика и иная стратегия выстраивания вертикальных, то есть иерархических отношений, нежели эта - попросту не работает.
2.2. В этом ракурсе политики от преступников отличаются только одним - они говорят с народом на языке, понятном народу - апеллируя именно что к шкале ценностей, выстроенной по принципу "за всё хорошее". То есть - поступая исходя из этики результата, описывают при этом свои мотивы в парадигме этики намерений. Что в общем-то и называется популизмом и социальной демагогией, и что и позволяет политикам оставаться политиками, а не преступниками. У преступников такой возможности нет - каналы социальной демагогии для них перекрыты формулировками УК, и сработать на них популизм может лишь ограничено, внутри определённой группы по интересам ("мафии"), и групп, от мафии зависящих. Максимум "политической" карьеры, доступной мафиози, это роль Крёстного отца. Который обираемых "защищает", а подчиняемым "покровительствует". Столь "небольшая" разница делает из политиков элиту мира, а из преступников - его (мира) дно.
3. Что особенно интересно, сама дискуссия между Хомским и Харрисом именно вокруг "намерения" и "результата" и сосредоточена, отчего и ещё более выпукла, чем могла бы. Харрис начинает обычное бла-бла-бла о намерениях: "Ведь мы никому не хотели зла, наоборот, хотели только хорошего, а вот они (в данном случае террористы) злые осознанно, они творят зло намеренно, и поэтому мы хорошие, а они плохие". На что в ответ Хомский включает мафиозо, и режет правду-матку: "Намерения всегда высказываются самые добрые, и это не значит ничего совершенно, никто не станет приписывать себе злых намерений. А значит - намерения не важны от слова совсем. Важен результат. А по результату те, кто творит зло, не раздумывая о последствиях, ещё большая сволочь, потому что для него сопутствующие жертвы даже не люди, а всего лишь муравьи под ногами. В отличие от террористов, которые в своих жертвах видят врагов, но - всё же людей, а не муравьёв".
3.1. Несомненно, Харрис к такому повороту дискуссии совершенно не готов. Он, как политик (журналистика это ведь тоже политика) настолько привык к телевизионному, публичному формату общения как общения на языке социальной демагогии (то есть "за всё хорошее"), что отлуп в ответ на своё "мы хотели как лучше" в виде "получилось как всегда" раскатывает его по асфальту в блин. И ведь и перейти на другой язык он уже не имеет возможности - дискуссию начал он сам, в связи с чем декларируемую систему ценностей и используемую этическую парадигму он же сразу и обозначил. Оказавшись тем самым в положении обывателя, которого вдруг коснулась политика как она есть, а не как она выглядит (пейзанин перешёл дорогу феодалу). С тем же, в общем-то, результатом - кричать "я ничего такого не хотел и не думал" уже бессмысленно.
3.2. И вот тут самое интересное в этой беседе, можно сказать ключевая интрига: собственно, используя реальность в качестве аргументов, Хомский парадоксальным образом саму эту реальность и обращает в столь излюбленную левыми социальную демагогию: "Вы говорите, что вы хорошие, но в обличении одних злодеяний вы покрываете злодеяния куда худшие, а поэтому грош цена вашей заявленной хорошести, которая прикрывает собою подлость". Шах и мат.
4. Естественно, что Хомский бьёт ниже пояса, и нарушает тем самым правила игры: ему предлагают бокс, он (якобы) соглашается, но вместо бокса следует ММА. Однако ведь и соглашается он именно что "якобы" - в этом смысле предъявить ему в общем-то нечего. Ибо период переговоров выглядит следующим образом: "Хочу бокса. Первый раунд я уже выиграл, вот решение судей" - "Нет, бокса не получится, будет ММА. Но давайте рассмотрим это ваше решение, которым вы размахиваете, чисто из любопытства" - "Давайте рассмотрим, нет проблем, здесь всё чисто" - "Ну, как же тут чисто, если в ММА бить можно ногами, а у вас тут речь только о руках?" - "Позвольте, но при чём тут ММА, речь ведь о боксе!" - "О каком таком боксе? Я с самого начала сказал, что будет ММА. Так ты выходишь на ринг, или как?" - "Я... Это... ну, да, выхожу, но всё ведь по правилам?" - "Конечно, по правилам" (бьёт ногой в пах) "По правилам ММА, как мы и договаривались".
4.1. Харриса уносят с ринга без яиц, но возмущаться "в боксе можно только руками" сил у него ещё хватает. Поэтому он сам (без принуждения, своими руками!) публикует хронику "боя", апеллируя при этом ко всё тем же "судьям". Однако дискуссия и уже самим фактом своего существования и озвучивания меняет угол зрения на вопрос: судьи уже "почему-то" оказываются другие - не из бокса, а из ММА. Пичалька. И наука всем молодым и задорным - популизм бывает разным, и отдача порой приходит рикошетом с самой неожиданной стороны. А в качестве молотка социальной демагогии можно использовать даже скрипку - ежели умеючи.
Словом, не знаю как вам, а я получил огромное удовольствие - давненько не читывал настолько мощного психологического триллера, Шекспир как минимум рядом. А если брать самое близкое по впечатлениям из кинематографа, то это несомненно Депардье vs Полански в "Простой формальности" Торнаторе - когда допрос начинается с участливого разговора, а заканчивается обвинением, и когда Депардье полтора часа играет свою игру, а потом в считанные минуты из рассерженного законопослушного гражданина превращается сначала в кающегося грешника, а потом и в сознавшегося убийцу и самоубийцу - одна из сильнейших сцен, когда-либо снятых на камеру.
Харрис каяться так и не согласился - это ведь не кино. Но это в общем-то ничего и не меняет - его всё равно покаяли. Как бы он сам случившееся не воспринимал.